Девочке было шесть лет, мама вплетала ей в косички ленточки, папа приносил красивые игрушки. В тот раз он вложил в ладошки нарядный мяч, банты на плечах подпрыгнули от восторга. Вприпрыжку мяч и его юная хозяйка вы-шли на улицу Москвы. Через полчаса под звук сирены обмякшее тельце мчалось на машине скорой помощи в больницу. Еще чрез час дежурный врач объяснял оглушенным горем родителям, что их ребенку повезло. Троллейбус, под который малышка выскочила за новым мячом, не смял ее в безжизненную тряпочку, а всего лишь разбил тазовые кости и ударил по голове. Сейчас закончат операцию, и можно будет взглянуть на дочку.
На следующий день врачи уже не были оптимистичны - при определении группы крови произошла ошибка. Девочка умирала, оставалось лишь подготовить к этому родителей. Но те отказывались мириться с неизбежностью, их ребенок тоже продолжал бороться за жизнь. Собрали консилиум, маститые профессора понимали ^девочку, отравленную чужой кровью, может спасти только чудо. Один из хирургов сказал: «У профессора Белоярцева как раз есть чудо-препарат». Консилиум постановил: «По жизненным показаниям» просить о помощи.
Через время и континенты
Звонок из больницы в подмосковном наукограде Пущино раздался уже под вечер. Профессор Феликс Белоярцев бросился к автомобилю: сто километров до Москвы, два флакона препарата под названием «перфторан». После введения первого флакона больной стало лучше, но началась сильная дрожь. Вторая капельница -девочка затихла. Маленькое сердце проталкивало по воспаленным сосудам целебную жидкость. Через сутки ребенок открыл глаза и позвал маму. Эту новость Белоярцев узнал по телефону. После гонки наперегонки со смертью профессор вернулся в лабораторию, чтобы продолжить исследования.
Ребенка спасла «голубая кровь» - искусственный кровезаменитель. Создать такое уникальное вещество уже многие годы пытались ученые всего мира. Наиболее перспективными оказались разработки на основе перфторуглеродов. Их научились синтезировать, заменяя в углеродных соединениях все атомы водорода на фтор. Оказалось, что новое вещество способно растворять кислород в огромном количестве. Перфторугле-родную эмульсию в начале изучения даже называли «жидким воздухом».
Американец Генри Словитер первым предположил, что эмульсия, насыщенная кислородом, может стать основой для искусственной крови. В Америке провели серию опытов: в 1966 году доктор Лиленд Кларк поместил мышь как рыбку в аквариум, и животное не утонуло, а какое-то время дышало «жидким воздухом». Через два года Роберт Гейер заместил кровь крысы на пер-фторэмульсию, и животное выжило. Фотографии бодрой крысы, в которой не было ни капли живой крови, подстегнули интерес ученых. Первыми разрабатывать заменители крови на основе перфторуглеродов стали в Америке и Японии. К началу 70-х годов прошлого века искусственную кровь пытались создать более 40 лабораторий в разных частях света.
В 1974 году японцы выпустили препарат «Флююзол-ДА», через пять лет искусственную кровь перелили первым добровольцам. Ими стали члены организации «Свидетели Иеговы», которым религия запрещала использовать кровь доноров даже при угрозе жизни. Япония начала продвижение своего препарата на американский рынок, но разгорелся скандал. При применении обнаружились побочные эффекты, препарат запретили. Возможно, Америка не смогла смириться с тем, что в разработке кровезаменителя японцы оказались проворней. Как бы то ни было, в лидеры снова вышли американцы.
Город на Оке
В середине 1970-х годов в СССР просочились сведения: производством кровезаменителя заинтересовались американские спецслужбы. Во время Холодной войны такая новость означала, что потенциальный противник может получить колоссальное преимущество. Донорская кровь хранится в холодил ьн иках, при откл ючен и и электричества все запасы погибнут в течение не
скольких часов. Да и без войны сберегать кровь дорого и сложно, кроме того, ее всегда не хватает. А еще стоит вспомнить о том, что натуральная кровь является переносчиком многих заболеваний. Как ни подстраховывайся, а случаи заражения происходят довольно часто. Взвесив все «за» и «против», советское руководство ввязалось в гонку «по кровавым следам»
В Советском Союзе и до этого химия фторуглеродных соединений находилась на высочайшем уровне. Исследования Ивана Кнунянца заслужили всемирное признание, да и советская власть не обошла ученого наградами. Сталинские и Ленинские премии, звание Героя труда, многочисленные ордена академика Кнунянца говорили сами за себя. И синтезом искусственной крови в стране тоже занимались. В Ленинграде, в КИИ гематологии и переливания крови (ЛНИИГПК) уже несколько лет пытались создать кровезаменитель. Когда стратегическое значение «искусственной крови» осознали «наверху», ленинградцев под контроль взял Центральный институт гематологии в Москве.
Но ни это, ни пристальное внимание Минздрава не привело к быстрому решению задачи. Исследования были распланированы на долгие годы, это означало продвижение черепашьими темпами. Но речь шла об обороноспособности, и процессу придали ускорение. По слухам, сам министр обороны Дмитрий Устинов настоятельно рекомендовал поторопить ученых. Ленинградская площадка осталась работать в прежнем темпе, но в Москве придумали альтернативный вариант. Результат был нужен, как говорится, еще вчера. На пороге - война в Афганистане, а уж политические расклады со странами НАТО тем более требовали оперативности.
Стратегически важную задачу поручили Академии наук, базой исследований «назначили» Институт биофизики АН СССР. Центр разработки переместился в Пущино. Этот город создавался в начале шестидесятых, в эпоху отчаянных споров физиков и лириков. В1966 году, когда американская мышь в аквариуме судорожно вдыхала перфторэмульсию, поселок Пущино обрел статус города. Вокруг Института биофизики сформировался Пущинский научный центр биологических исследований. На высоком берегу Оки среди светлого леса поднялись современные корпуса. Весь город распланировали и приспособили для успешной научной работы. Путь до лабораторий не дольше 15 минут, в окна дует ветерок, пропитанный запахом цветущих лугов.
В этом научном раю время от времени происходили радикальные перемены. В 1976 году умер глава Института биофизики академик Г.М. Франк. Под его началом сложился удивительный коллектив, сформировался нечастый тогда демократический стиль руководства. На смену патриарху пришел сорокалетний доктор наук Генрих Иваницкий, с юности работавший в этом легендарном институте. Кандидатуру Иваницкого поддержал тогдашний вице-президент Академии наук Юрий Овчинников.
Такое покровительство давало право на некоторую свободу, например, Иваницкий резко возразил против назначения сотрудника КГБ на должность замдиректора Научного центра. Вольность сошла ему с рук - в разработке кровезаменителя ученым предстояло «догнать и перегнать» Америку. Иваницкий с энтузиазмом отнесся к новой задаче. И, как по заказу, именно тогда в Институте биофизики появился новый сотрудник.
Счастливый принц
Имя Феликс переводится с латыни как «счастливый». Феликс Федорович Белоярцев от рождения был щедро одарен судьбой. Он родился в Астрахани, через две недели после начала Великой Отечественной. Феликс и его родители выжили в эти четыре страшных года и не потеряли друг друга в военной круговерти. В семье потомственных врачей мальчик с младенчества знал, что пойдет в медицину. Он ассистировал отцу на операциях еще до окончания Астраханского медицинского института. Потом - два года самостоятельного врачебного опыта в сельской больнице. Великолепный старт продолжился быстрым восхождением, в тридцать четыре года Белоярцев получает докторскую степень за работу по анестезиологии. И тогда' же, в 1975 году в Институте сердечно-сосудистой хирургии
им. А.Н. Бакулева он впервые в СССР применил так называемое «жидкостное дыхание» с заменой в легких воздуха на жидкий перфторуглерод.
Этот опыт заставил его задуматься о переходе из медицины в науку, отыскивающую «причины явлений». Так Феликс Белоярцев оказался в пущинском Институте биофизики - там начиналась работа по поиску кровезаменителя. Яркий, энергичный, безмерно талантливый Белоярцев выделялся среди коллег-ученых. Он прекрасно разбирался не только в медицине - литература, искусство, умение чувствовать поэзию - создавали образ универсального человека. Пальцы хирурга не уступали гибкостью рукам музыканта, тем более, что Феликс и в самом деле прекрасно играл на фортепиано. В общении Белоярцев казался мягким и немного застенчивым, и так оно и было, пока дело не касалось работы. В спешно созданной лаборатории Медицинской биофизики царил другой Белоярцев - беспощадный к недобросовестности, принципиальный, готовый работать с утра до ночи.
Проекту обещали всемерную поддержку «сверху», главное - чтобы быстрей, быстрей... Феликс и сам торопился, сотрудников набирали без особых рекомендаций и испытательного срока, всем предоставлялись роскошные условия для работы. Но многие с удивлением обнаружили - работать с Белоярцевым тяжело. В лаборатории кипела жизнь, далекая от размеренного бытия академического ученого. Ненормированный рабочий день тут означал не долгие чаи и перекуры, а напряженный сверхурочный труд.
Если сотрудник проявлял некомпетентность, на него обрушивался гнев обычно тактичного заведующего. У многих это вызывало непонимание и раздражение. Зато такая политика позволила Белоярцеву выделить среди коллег группу единомышленников.
Плечом к плечу с Феликсом работали такие же энтузиасты: Евгений Маевский, Бахрам Исламов, Сергей Воробьев. Они не только выдерживали напор начальника лаборатории, но и сами подгоняли время. Каждый из них чувствовал - делается большое и очень важное дело, которое выпадает не каждому ученому. Кроме того, было ясно - без требовательности и нажима проект захлебнется в бюрократических проволочках. Плановая система экономики распространялась и на науку, заявки на реактивы и оборудование необходимо было подавать за год. Исследования продвигались так быстро, что неповоротливая машина госснабжения становилась тормозом. Белоярцев курсировал между Пущино и Москвой, выбивал препараты, необходимые для приготовления эмульсии, доставал нужные приборы, договаривался о сотрудничестве с институтами и клиниками.
То и дело на его служебные записки накладывались резолюции: «Переоформить», «Пересчитать», «Поставить в очередь на получение». Феликс Белоярцев приходил в отчаяние, но продолжал работать. Лаборатория перевыполняла план - работы, на которые отводились годы, делались за несколько месяцев. Иваницкий выписывал солидные премии, из этих средств,.
Белоярцев оплачивал наличными уникальную аппаратуру. Профессор выдавал сотрудникам денежное поощрение, предупреждал: половина этих средств предназначена для заказа приборов. Участники проекта ехали к мастерам за нужными устройствами, привозили их в лабораторию. Работа по созданию кровезаменителя шла полным ходом, появились первые обнадеживающие результаты.
Голубая живая вода
К этому времени американцы и японцы зашли в тупик - их препараты на основе пер-фторуглеродов вызывали тяжелые осложнения. При введении эмульсии подопытные животные часто погибали от закупорки сосудов. Иностранные препараты создавались из крупных капель, для того, чтобы кровезаменитель быстрее выводился бы из организма. Ведь чем крупнее капли эмульсии, тем легче они слипаются. Эти «комочки» поглощаются фагоцитами - клетками иммунной системы, созданными для уничтожения «врагов». И, действительно, при введении крупнокапельной эмульсии фагоциты принимались за работу с удвоенной энергии. Но при этом закупоривались капилляры, и животные умирали.
Лаборатория Белоярцева не имела возможности ознакомиться с этими результатами, но наши ученые интуитивно выбрали иной путь. В Пущи-но готовили эмульсии с максимально мелкими частицами. Для этого придумали специальные аппараты, но запускать их в производство было непозволительно долго. В Черноголовке, еще одном подмосковном научном городке, нашелся умелец, который смог изготовить такой аппарат. По мере надобности прибор усовершенствовали, мастер собирал новые и новые уникальные агрегаты. Все это стоило немалых денег, но затраты нервов, сил и средств окупились. В перфтор-эмульсии Белоярцева средний размер частиц составлял всего ОД микрона, в семьдесят раз меньше эритроцитов. Это оказалось оптимальным соотношением. Микрочастицы эмульсии проникали даже сквозь сжатый капилляр, через который не может «протиснуться» эритроцит.
Да, они несли с собой меньше кислорода, чем доставили бы природные переносчики. Но того небольшого количества, которое давала пер-фторэмульсия, хватало на то, чтобы капилляры сделали «вдох». Сеть сосудов расширяется -в них проникает больше эмульсии, сосуды начинают «дышать» глубже. И в итоге просвет делается достаточным для того, чтобы возобновился ток эритроцитов. Белоярцеву оставалось решить проблему вывода препарата из организма. Лабораторные опыты привели к неожиданному открытию: мелкодисперсная эмульсия прекрасно выводится из организма через легкие. Эти потрясающие открытия ученые сделали всего за три года. Полученное вещество голубоватого оттенка назвали перфтораном, в повседневном обиходе его стали называть «голубой кровью».
Начались испытания готового препарата. Пер-фторан работал великолепно, в институте даже жила собака, которой заменили на эмульсию более 70% крови. Она не только выжила и прекрасно себя чувствовала через пол года после окончания опыта у нее родились здоровые щенки. Их разобрали «на счастье» сотрудники лаборатории. Казалось, исследователей впереди ждет признание и успех.
26 февраля 1984 г. Фармкомитет СССР разрешил начать клинические испытания перфторана.
Первую фазу завершили через год, в марте 1985 года началась вторая стадия проверки «препарата в качестве кровезаменителя с функцией переноса кислорода в лекарственной форме -эмульсия во флаконах». Составленные неповоротливым канцелярским языком бумаги открывали разработке лаборатории Белоярцева зеленый свет. Масштабные испытания проводили в ведущих клиниках СССР. В программе участвовали Главный военный госпиталь имени Бурденко, Военно-медицинская академия имени Кирова, кафедра Детской хирургии 2-го Московского Государственного медицинского института, Институт хирургии имени Вишневского, Институт трансплантологии. Везде испытания проводились на группах минимум из 50 пациентов. Результаты, как говориться, превзошли ожидания. Стало ясно - новый препарат ждет настоящий триумф.
Если ворон в вышине •••
Работу по созданию и производству перфто-рана выдвинули на соискание Государственной премии СССР. По тогдашним нормам претендовать на премию могли лишь коллективы, численностью не более 12 человек. Весной 1985 года утвердили список, в который вошли химики,синтезировавшие компоненты препарата и три основных разработчика. Белоярцев, Маевский, Исламов сразу же стали объектом неудержимой зависти коллег. Все, что произошло дальше, любому человеку со стороны показалось бы чудовищным фарсом. Ценой невероятных усилий наши ученые в кратчайшие сроки разработали препарат, прошедший все клинические испытания и обещавший спасти тысячи жизней. Мы победили в «гонке вооружений». И вдруг... По городу поползли нелепые слухи о том, что руководство лаборатории грабительски отнимало зарплату у сотрудников. Разумеется, на украденные деньги устраивались кутежи и банкеты, дальше этого фантазия сплетников не шла.
Назначили закрытый ученый совет, чтобы разобраться в сложившейся ситуации. Некоторые сотрудники лаборатории высказали претензии Белоярцеву, критикуя жесткий стиль руководства. Но ни один из слухов, как и следовало ожидать, не подтвердился. Совет постановил: в октябре 1985 года собирать симпозиум по применению перфторуглеродов. Однако, накануне открытия пришло особое распоряжение вице-президента Академии наук Юрия Овчинникова. Научный симпозиум запрещался, зато начиналось расследование «преступлений» Феликса Белоярцева. Следователи вели допросы, изымали лабораторные журналы, собирали доносы тех, кто был обижен на Белоярцева. Выявился перерасход спирта в лаборатории, за эту ниточку и уцепились когти «правосудия».
****
Всесильный вице-президент АН СССР Юрий Овчинников был инициатором исследований ПФУ. Он же стал «гробовщиком» проекта Белоярцева. Историк науки Симон.Шноль считает, что уже больного лейкемией Овчинникова на группу Иваницкого натравил личный врач вице-президента и главный конкурент Генриха и Феликса Андрей Воробьев.
****
Смотрите видео далее (по теме)
https://youtu.be/xTHUwwL5GnQ